История животных — оксана тимофеева

Обживание внутри катастрофы

— Закончилась ли катастрофа, насколько мы привыкли к пандемии?

— Для начала обозначу связь между двумя разными понятиями — «катастрофа» и «апокалипсис» (конец света). Катастрофа — это всегда что-то локальное, но в то же время и глобальное. Катастрофы происходят постоянно: люди и другие существа попадают в критические ситуации, но при этом жизнь продолжается. На самом деле и за воображаемым апокалипсисом стоит какая-то реальная катастрофа.

Если мы наблюдаем за пожаром или наводнением на новостных каналах, мы можем оценивать происходящее как катастрофу, но если мы окажемся в их эпицентре — например, в лесу во время пожара, — для нас это может быть самым настоящим апокалипсисом.

Пока беда нас лично не касается или касается не напрямую, мы продолжаем верить, что в целом всё более-менее в порядке и худшее еще впереди. Представление о том, что каждая надвигающаяся на нас катастрофа является знаком грядущего апокалипсиса, — это привычная мысль, которая мешает нам увидеть катастрофизм нашей собственной ситуации.

Весной 2020-го, когда началась пандемия, апокалиптические ожидания были очень популярны. Многие говорили, например, о том, что природа отправила смертельный вирус, чтобы избавиться от человечества, что нас ждут какие-то страшные времена. Эти вроде бы наивные представления выполняют важную адаптивную функцию в обществе, позволяя нам не замечать того, что происходит уже сейчас.

Больницы переполнены, тысячи смертей ежедневно, самолеты не летают, границы закрыты, люди теряют доход, близких, сходят с ума от горя и одиночества в изоляции, но при этом жизнь продолжается, всё как будто идет своим чередом: мы продолжаем работать как ни в чем не бывало, потреблять, заботиться о себе, своих близких. Мы обживаемся внутри своей катастрофы.

— В чем заключается это обживание?

— Мы постепенно адаптируемся, осваивая новые практики и раздвигая границы допустимого, мутируем. Между нами и разными вариациями коронавируса происходит интересный обмен. Он приводит не только к мутациям вируса, но и к нашим собственным. Наращивая антитела и какие-то новые способности, мы создаем новые нормы. Они касаются восприятия собственного тела и тел других людей. Судить о том, насколько глубоко в нашу жизнь войдет норма социальной дистанции, в глобальном масштабе сложно: всё зависит от конкретного культурного и политического контекста.

Можно сказать, что катастрофа — коллективный опыт, который меняет не только общество, его нормы и правила, но и отдельных его членов. Однако я подчеркиваю, что этот опыт сшивается с повседневностью и становится своего рода фоном, который мы не замечаем или воспринимаем как норму, как если бы ничего не происходило.

Изоляция: я и другой

— Новые социальные практики меняют наше отношение к своему и чужому телу?

— Культ здорового тела возник задолго до нашей пандемии. Вообще, представление о здоровье тела как главной жизненной ценности — это довольно поздняя вещь. Однако она старше, чем ковид.

В XX веке этот культ оказал заметное влияние на сексуальную жизнь: распространялась сексуальная грамотность, люди начали массово пользоваться презервативами, возник огромный рынок средств защиты. Все понимают, что секс — это опасное занятие, но тогда с появлением идеи безопасного секса изменилась целая парадигма.

Безопасность секса можно понимать двояко.

С одной стороны, чисто механически: люди стали заботиться о том, чтобы защитить свои тела от заболеваний, передающихся половым путем, то есть от негативных эффектов сексуального взаимодействия с другими телами.

С другой — не менее сложной задачей является защита своей души, своего психологического равновесия, комфорта, ведь взаимодействие с другим телом — это не только совокупность физических упражнений, но и потенциально опасная эмоциональная связь. Развитие инфраструктуры дейтинг-приложений показывает, что сексуальность трансформируется в сторону развития сексуальных практик без эмоциональной вовлеченности.

— Как влияет на сексуальность необходимость изоляции?

— Современное человечество стремится к капсульной форме существования, к замыканию, в конечном счете — на каком-нибудь девайсе, в котором у нас оказывается собран весь мир.

Введем такой термин «основной девайс». Держа перед собой в руках основной девайс, тело образует с ним замкнутый круг. Когда работодатели перевели людей на удаленку, многие тела образовали такие замкнутые круги.

Мы в этом круге как в воображаемом презервативе: сидим и ждем катастрофы, вторжения другого, которое готовимся отразить нашими антителами. Ковид, на мой взгляд, является не причиной, а скорее поводом для социальной изоляции, замыкания людей в собственных границах, в клетушках собственных квартир и тел. Задолго до ковида люди уже бессознательно стремились замкнуться, тогда как в ситуации пандемии изоляция становится главным социальным предписанием, связанным с заботой о здоровье.

Пандемия в этом смысле не столько производит новые практики, сколько делает тайное явным, позволяя проявиться всем тенденциям, которые уже имелись в обществе. Одна из таких тенденций — отчуждение.

Культ здорового тела принадлежит к этой тенденции, хотя и кажется, что в его основе лежит поиск внутренней гармонии.

Меняем мир с каждым латте

Современные производственные цепочки не завязаны на сугубо национальной экономике или экономике империи с ее контролем над колониями, а стали по-настоящему глобальными. Центральный офис корпорации может располагаться в Нью-Йорке, ее юридическая контора — в Провиденсе, центр инновационных и опытных разработок — в Кремниевой долине, производство комплектующих — в Центральной или Восточной Европе, колл-центр — в Индии, пункт конечной сборки продукции — в Китае или Индонезии. Варианты могут разниться, но так или иначе производство всемирно и даже элементы архаики вроде рабского труда и сверхэксплуатации оказываются хорошо вписаны в него и обслуживают потребности капитализма.

Конечно, либеральная демократия как идеологический конструкт не свободна от капиталистической власти и смыслов. Либеральный консенсус в Европе и США вбирает множественные эмансипаторные практики и движения (хиппи-революцию 1960-х, образы революционеров на мерче и футболках, панк-рок), балансируя между левым и правым популизмом и занимая компромиссную позицию. Форма власти этих государств, индивидуалистическая и капиталистическая, строилась как на классовых антагонизмах, так и на гендерных, ориентационных, расовых, религиозных, этнических противоречиях, практикуя неоколониализм и неоимпериализм. Эта власть защищает частную собственность, укрепляет привилегии богатых белых гетеросексуальных мужчин, сохраняя или приумножая бремя и эксплуатацию масс.

Славой Жижек приводит пример с ценовой политикой Starbucks. Поскольку кофе в Starbucks дороже, чем в обычной кофейне, владельцы бренда придумали отличный способ успокоить критиков неолиберализма, которые обвиняют корпорации в уничтожении окружающей среды, росте бедности, неравенства и экономической эксплуатации, сидя у себя на кухне или выходя на улицы.

Вся идея снова кроется в лозунге: «1% от вашей покупки идет на помощь детям в Африке». Когда мы покупаем кофе в Starbucks, мы покупаем идеологию, моральное освобождение от состояния вечного потребителя. Раньше, покупая что-то, обыватель чувствовал себя не лучшим образом — как бесполезный банальный потребитель, который не способен улучшить этот мир и вынужден разделять акты потребления и антипотребления. Теперь товары становятся платформами или площадками, вокруг которых выстраиваются культурные значения.

Идея постидеологии в слиянии этих актов состоит в том, чтобы противодействовать деструктивной силе потребления.

Суть в том, что акт эгоистичного потребления в постидеологичной системе тотального потребления уже включает в себя стоимость его противоположности. Менять мир уже не нужно — контркультура и революция становятся пустышками.

Французский философ Жан Бодрийяр в своем трактате «Симулякры и симуляции» пришел к похожему выводу о разрушении системы прямого конструирования, делая упор на рекламу:

Таким образом, постидеология по Бодрийяру — это торжество большого нарратива в отказе от него, вера в форму, а не в содержание иллюзорных посылов, состояние онтологической пустоты и открытого китча.

Характерный случай произошел в Казахстане 9 мая 2019 года. В Нур-Султане активистку Жанботу Алжанову схватили на улице и затолкали в машину неизвестные, оказавшиеся полицейскими. Причиной стало то, что за несколько дней до до этого девушка сфотографировалась с воображаемым плакатом, просто вытянув руки. За несколько дней до этого в Уральске был задержан молодой человек, стоявший на улице с пустым листом бумаги.

Курьер и постидеология

Одним из ярчайших примеров российской постидеологии служит недавняя социальная реклама сервиса по доставке еды Delivery Club. После смерти курьера из «Яндекс.Еды» конкуренты разместили фотографии сотрудников с важными деталями их биографии. Так, в качестве работников были представлены полиглот, репортер, иностранец-болельщик, заслуженный артист России, люди, в прошлом занимавшиеся альпинизмом и преподаванием литературы. Как говорит сама реклама:

Один из постеров фотопроекта Delivery Club. Источник

Это не что иное, как легитимация прекарного труда, понижающая престиж работы, делающая ее симулякром, пустышкой. Это попытка элитизировать процесс эксплуатации человека через представление о том, что обеспеченному потребителю еду привозит не просто мигрант или студентка, а некая символическая фигура престижа. В рекламе не говорится о положении курьера или его субъектности — она сфокусирована на потребителе. В итоге постидеологичное откровение, которое завуалировано под рекламу, но по факту ею не является, похоже скорее на рекламу эскорт-услуг.

Почему в капиталистических обществах на рекламных баннерах не представлены профессии дворника, охранника, консьержа, доставщика, продавца в ларьке? Система не говорит на языке своих недостатков, и это тот самый классовый вопрос, подразумевающий иерархию с соответствующим неравенством. Тем самым любой нарратив о неравенстве, демонстрация низов воспринимается как признак, по которому узнают критику капиталистической системы, дискурс освобождения.

Мы имеем дело с непродуманной рекламой, где логика PR-агентства исходила из того, что социальный статус работника низкий и это влияет на количество рабочей силы и качество работы уже имеющихся сотрудников. Следовательно, нужно показать, что курьер не является человеком второго сорта. Акторы рекламной кампании не только воспроизводят эти формы идеологии, но и сами являются ее продуктами.

Однако из-за внешних событий (смерть курьера «Яндекс.Еды») этот пиар-ход воспринимается как насмешка — по двум причинам. Во-первых, он базируется на представлении о том, что курьерами работают люди из социальных низов, а образованный человек никак не может этим заниматься. Во-вторых, он исходит из того, что курьер — объективно низкооплачиваемая профессия, а значит, это низкий уровень жизни и нехватка времени.

Как построить субъектность?

Сегодня уже можно говорить о космополитическом классе собственников. Современные производственные цепочки являются по-настоящему глобальными. Таким образом, нельзя говорить о постидеологии, не затрагивая коренных экономических оснований общества постмодерна, неолиберального капитализма. Многочисленные социальные критики этого общества показывают, что постидеологичные нарративы в политической жизни западных неолиберальных демократий и РФ, а также капиталистическая субъектность не заданы раз и навсегда.

Например, Марк Фишер в книге «Капиталистический реализм: есть ли альтернатива», вышедшей 10 лет назад, оптимистично прогнозировал возможность перемен. Он утверждает, что в капиталистическом реализме «даже проблески альтернативных политических и экономических возможностей могут иметь непропорционально большой эффект» и что «еще не все потеряно». Изменилось ли политическое воображаемое за эти 10 лет? Имеем ли мы нечто большее, чем просто проблеск альтернативных политических и экономических возможностей? И кто воспользуется этими возможностями?

Вопрос остается открытым. Вероятно, нас ждет некая экосистема организаций, плюрализм сил, резонирующих и взаимно усиливающих друг друга в антикапиталистической парадигме. А возможно, посткапиталистической субъектности только предстоит найти себя в протестах, которые происходят в сейчас во всем мире от Чили до Франции.

Что почитать о постидеологии:

— Славой Жижек «Возвышенный объект идеологии»

Идеология нужна не для того, чтобы помогать ускользнуть от реальности: она показывает, что сама социальная действительность — это укрытие от того, что нас травмирует. При этом идеология не маскирует объективную реальность, а является ее ядром и формирует реальные общественные отношения.

— Ги Дебор «Общество спектакля»

Вводя понятие спектакля, Дебор пишет о том, как в обществе абстрагируется всякий частный труд и совместное производство, а тотальность отнимает у человека его самодостаточность. Потребление выходит за рамки рационального и переходит в товарный фетишизм. Общественная жизнь максимально товаризуется, и возникает тотальное отчуждение и недоверие.

— Марк Фишер «Капиталистический реализм»

Капитализм — это единственная реальность, завладевшая не только мировой экономикой, но и коллективным воображением. Он определяет не только то, что и как мы производим и потребляем, что мы думаем и переживаем, но и наши мечты, а за пределами этого пузыря есть лишь пугающая черная пустота. Фишер анализирует и то, как капиталистическое общество влияет на политизацию психических заболеваний.

— Ник Срничек, Алекс Уильямс «Изобретая будущее. Посткапитализм и мир без труда»

Неолиберализм не работает, несмотря на аскетизм, нестандартные формы занятости и задействование всех человеческих и технических ресурсов. Работник участвует в конкурентной борьбе, вне которой себя не мыслит, а расплачиваться ему приходится неврозом и объективацией.

— Хорхе Алеман «Об освобождении. Психоанализ и политика»

Алеман рассматривает буржуазные основания субъекта, который кажется сам себе цельным и последовательным, и рисует карту отношений между идентичностью, социальной практикой и господствующей идеологией.

— Паоло Вирно «Грамматика множества. К анализу форм современной жизни»

Вирно пишет о том, как коммуникативные способности человека становятся товаром и эксплуатируются за пределами обычного наемного труда, и о том, как политизируется сам труд.

Пандемия и государство

— Можно ли говорить о том, что пандемия изменила наш уровень ответственности?

— Любопытно, что люди стали активно обсуждать этические проблемы. Носить или не носить маску? Например, этот вопрос можно ставить в прагматическом ключе (полезно/бесполезно, удобно/неудобно), а можно в этическом (хорошо/плохо).

Но важно чувствовать, где этика, а где моралин. С одной стороны, есть этика индивидуальной ответственности (соблюдать карантин, если вы заболели, носить маску, чтобы никого не заразить, и т

д.), а с другой — «охота на ведьм», поиск виноватых, перекладывание ответственности на других людей (которые не носят маску, не прививаются и т. д.) или на государство.

— Как это связано с вводимыми мерами защиты и ответственностью государства?

— В случае государств также наблюдается что-то похожее на обсессивно-компульсивное расстройство. Государство самозамыкается. История пандемии начинается для меня с закрытия границ.

Почему закрываются границы? Потому что заражение воспринимается как то, источник чего находится вовне. Другой, иностранец, приезжий с этой точки зрения представляет опасность, разносит заразу. Государство действует в таком случае как одно из тел, которое пытается самоизолироваться, как если бы вирус не мог просочиться через границу. При этом движение товаров остается свободным — страдают от ограничения передвижения только люди. Рынок вакцин, в котором конкуренция смешивается с политикой, выводит эту гигиеническую ксенофобию на новый уровень. Но, конечно, самоизоляция в государственном масштабе, закрытие границ — это традиционная мера при эпидемиях. Она позволяет локализовать эпидемию, снизить вирусную нагрузку. Однако в стратегическом плане тут что-то не то.

Если рассматривать долгосрочную стратегию, то нам нужно не закрытие границ, а, наоборот, международное сотрудничество и координация.

Концепция

Хотя история неолиберализма известна в связи с политикой Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана, его история предшествует деятельности обоих лидеров – этот термин, вероятно, впервые был использован в конце XIX века. Однако, он нашел свое институциональное пристанище примерно пятьдесят лет спустя, когда в 1947 году группа встревоженных экономистов собралась на Мон-Пелерине и зловеще предупредила, что «основные условия человеческого достоинства и свободы исчезли». Для присутствующих – которые объединятся и станут «Обществом Мон-Пелерин» – корни кризиса являлись очевидными и были найдены в «снижении веры в частную собственность и конкурентный рынок». Требовалась стойкая защита все более осажденного капитализма свободного рынка, и государство должно было уйти из экономической жизни – только тогда можно будет сохранить свободу, считали они.

Этот страх государственного вмешательства был настолько силен, что ставил социал-демократию в один спектр с нацизмом и коммунизмом. Согласно этой логике, государственное планирование – будь то «Новый курс» в Америке или зарождающееся «Государство всеобщего благосостояния» в Великобритании – было чем-то, с чем нужно бороться; было смертельной опасностью для индивидуализма, еще одного из ключевых принципов общества. Считалось, что любое вмешательство государства может привести и, скорее всего, приведет к тоталитарному правлению.

Несмотря на явную гиперболизацию, которую без труда заметит современный читатель, следует помнить о периоде возникновения этих идей. Полемический текст Фридриха Хайека «Дорога к крепостному праву» – считающаяся основополагающим текстом доктрины – был впервые опубликован в 1944 году, когда Вторая мировая война все еще бушевала, и люди воочию увидели ужасающий потенциал тотального государственного контроля. Хайек назвал германское и советское экономическое планирование местом зарождения этой тирании и провозгласил экономическое либертарианство, серьезное сокращение государственного вмешательства в экономику, видя в этом наиболее эффективный предохранитель против таких злоупотреблений.

В 1950-х годах зарождающаяся идеология привлекла внимание богатых, которые видели в ней средство избежать нежелательных правительственных ограничений – в частности, общественной защиты и высоких налогов. Благодаря щедрому финансированию со стороны этих элит была быстро создана сеть аналитических центров по обе стороны Атлантики, призванная распространять неолиберальное слово среди ученых и политиков. Несмотря на эту финансовую поддержку, идеология долгое время оставалась на обочине. Послевоенный консенсус был в самом разгаре, поэтому экономические рекомендации Кейнса с готовностью применялись в большей части западного мира. Правительства беззастенчиво повышали налоги – в Великобритании подоходный налог достиг 75%, – расширяли общественные услуги и усиливали социальное обеспечение. Неолибералы, напротив, рассматривались как не идущие в ногу со временем, пережитки прошлого и вынуждены были ждать своего часа. Только после экономического кризиса 1970-х неолиберализм, наконец, получил свой шанс. Но когда это произошло, его экосистема из мозговых центров, групп давления и организаций была хорошо подготовлена. Как прокомментировал ее влиятельный сторонник Милтон Фридман, говоря о времени, когда кейнсианская экономика начала терпеть неудачу, и люди боролись за перемены: это «была альтернатива, готовая к использованию»

Только после экономического кризиса 1970-х неолиберализм, наконец, получил свой шанс. Но когда это произошло, его экосистема из мозговых центров, групп давления и организаций была хорошо подготовлена. Как прокомментировал ее влиятельный сторонник Милтон Фридман, говоря о времени, когда кейнсианская экономика начала терпеть неудачу, и люди боролись за перемены: это «была альтернатива, готовая к использованию».

Вклад У. Р. Биона в психоанализ

Определение 1

Психоанализ – это разработанная З. Фрейдом теория, а также метод устранения психологических проблем.

Теория Фрейда появилась на рубеже XIX и XX века и была поддержана в широких научных кругах.

Что касается современного психоанализа, то он значительно шире первоначальной теории. Основные положения психоанализа сводятся к тому, что:

• в процессе конфликта сознательного и бессознательного могут возникнуть неврозы, страхи, депрессии;
• поведение человека, его опыт и знания формируются на основе иррациональных бессознательных влечений;
• при осознании этих влечений индивид «включает» механизмы защиты, мешающие процессу осознания;
• через осознание можно нейтрализовать влияние бессознательного.

Психоанализ, таким образом, является терапией решения проблем.

Что касается У. Биона, то он впервые в психоанализе создал оригинальную концепцию мышления, шизофренического мышления и языка, что было главным его достижением.

Рисунок 1. У. Р. Бион. Автор24 — интернет-биржа студенческих работ

Фундаментом взглядов У. Биона на психоанализ были взгляды З. Фрейда и М. Кляйн, а основными его интересами являлись:

• групповая психодинамика,
• психоаналитическая коррекция психотических образований,
• развитие процессов мышления и познания.

Среди других разработок Биона можно назвать:

• концепцию психотической и непсихотической части личности, психозов, их разума и мира;
• собственную теорию анализа групп, групповой динамики, исследования групповых феноменов;
• теорию познания, обучения через опыт переживания;
• теорию психических трансформаций;
• концепцию пренатального уровня сознания.

Развивая теорию З. Фрейда о сновидениях, Бион предложил концепцию мыслей, рожденных сном наяву.

У. Биона считают продолжателем идей З. Фрейда и М. Кляйн. Взяв за основу идеи этих ученых, он не только развил их, но и по- новому скомпоновал, создав таким образом, основание для собственных открытий.

В своих работах он в целом опирался на принципы, теории и конструкты классического психоанализа. Им был внесен существенный вклад в развитие теорий З. Фрейда о двух принципах психического функционирования в терминах Эго и онтогенеза и превратностей процессов аппарата мышления

Внимание Фрейда было сосредоточено на невротических отклонениях, в то время как У. Бион, расширив концептуальные и методологические рамки психоанализа, включил в него психотические феномены

Замечание 1

Бион по-новому смотрел на методологию, философию и их применение в клинической практике – под психоаналитическую теорию и технику он подвел научный базис, в основании которого лежали физико-математические модели, например, моделирование психоаналитических концепций и математическое моделирование.

Для обозначения основных психоаналитических теорий и понятий У. Бион создал собственный арсенал символов.

Источник и природа мышления

Все теории, которые касались вопроса мышления, У. Бион сформулировал по-новому.

Постулаты исходных понятий были основаны на допущении, что «обдумывание» является функцией личности. Данная функция – это результат взаимодействия различных факторов.

Для развития своих гипотез У. Бион предложил «теорию функций». Эта теория связана с использованием моделей и может быть приложена к аналитическим ситуациям разного типа.

В своей психоаналитической теории У. Бион использует термины – функция и фактор, для того, чтобы определить характеристики функций личности.

Он не сужает тех значений этих терминов, которые используются в математической логике.

Инструментом психоаналитической работы он рассматривает «теорию функций» и теорию «альфа-функций», которые позволяют специалисту работать, не выдвигая преждевременно новых теорий.

Понятие «альфа-функции» он исследует в области, включающей в себя процессы мышления и их проявление. Эта теория включает в себя гипотезы, объясняющие возникновение этих процессов, как они могут применяться к пониманию способности думать и к нарушениям мышления.

Клинический терапевт может наблюдать в своей практике различные функции, которые действуют в вербальном и невербальном поведении пациента и выводить факторы, играющие в каждой из них свою роль. Эти факторы являются элементами функции.

Возникающие как факторы, гипотезы и теории должны выражаться и применяться с большой точностью.

В свое время ряд функций может быть факторами других функций, действующих на более сложном уровне реакций пациента.

Теория «альфа-функции» постулирует работу с чувственными впечатлениями и эмоциональными переживаниями, преобразуя их в альфа-элементы, которые могут быть использованы в новых преобразованиях.

Другими словами, это чувственные впечатления и эмоциональные переживания, преобразованные в зрительные, слуховые, обонятельные и другие образы.

Нетрансформированные эмоциональные переживания и чувственные впечатления Бион называет бета-элементами, не пригодные для размышления, сновидения, запоминания, поэтому они по Канту воспринимаются как вещи-в-себе